В текущей геополитической обстановке российским компаниям нередко приходится иметь дело с ситуациями, когда один спор порождает сразу несколько разбирательств в разных юрисдикциях. Решения данной проблемы не всегда очевидны: иногда может быть целесообразно обратиться за антиисковым запретом, иногда — попытаться объединить несколько арбитражных разбирательств. В рамках сессии RIAC-2025 "EPAM Arbitration TEA: Tactics, Enforcement & Anti-suit", которая состоялась в московском офисе Адвокатского Бюро ЕПАМ, эксперты из Сингапурского и Гонконгского международных арбитражных центров – регистратор SIAC Вивекананда Нилакантан и специальный советник HKIAC Виктория Хандримайло, бывшая судья и практикующий арбитр и медиатор из Израиля доктор Дафна Авниэли, а также старший юрист Адвокатского Бюро ЕПАМ Яна Багрова поделились опытом решения таких вопросов, как консолидация дел, привлечение в процесс третьих лиц, применение антиисковых запретов и иных обеспечительных мер для решения проблемы множественности процессов. Дискуссию модерировали адвокаты Адвокатского Бюро ЕПАМ партнер Владимир Таланов и старший юрист Наталия Солдатенкова.
Третьи лица в арбитраже
Одна из главных практических проблем — ситуация, когда арбитражное соглашение подписал только один из нескольких потенциальных ответчиков. Наталия Солдатенкова отметила, что сложности, связанные с подходом применимого права к распространению арбитражной оговорки на третьих лиц нередко подталкивают истцов к тому, чтобы предъявлять иск к неподписанту в государственный суд, а не арбитраж – в частности, это актуально для российского подхода к присоединению неподписантов, так как российские суды занимают консервативный подход по этому вопросу. Каковы подходы в других юрисдикциях?
Комментируя данный вопрос, доктор Дафна Авниэли подчеркнула, что, по общему правилу, согласие стороны – как необходимая предпосылка ее участия в арбитражном разбирательстве – может быть выражено не только письменно (в том числе посредством соблюдения нестрогой письменной формы — например, в переписке по WhatsApp или электронной почте), но и через конклюдентные действия: например, если сторона участвует в арбитраже, не возражая против компетенции арбитров, это расценивается, как ее согласие с передачей спора в арбитраж. Кроме того, в Израиле участник арбитража, заинтересованный в привлечении третьего лица, может сослаться на наличие агентских правоотношений между подписантом арбитражного соглашения и таким третьим лицом, на вхождение подписанта и неподписанта арбитражного соглашения в одну группу компаний или на доктрину «прокалывания корпоративной вуали».
«Не всегда то лицо, которое непосредственно подписывает контракт [содержащий арбитражную оговорку], имеет доступные для взыскания активы», — отметил Вивекананда Нилакантан, тем самым подчеркнув коммерческую реальность обсуждаемой проблемы. Согласно комментарию эксперта, Регламент SIAC изначально требует лишь prima facie обоснования наличия согласия третьего лица на арбитраж для его привлечения в процесс, т.е. участнику, заинтересованному в привлечении, необходимо преодолеть достаточно низкий порог доказывания. После этого вопрос о наличии компетенции в отношении неподписанта рассмотрят арбитры, которые и принимают окончательное решение в этой связи. В практике сингапурских судов, как и израильских, используется принцип эстоппеля и наличие агентских отношений для установления компетенции арбитража над неподписантами арбитражного соглашения; в то же время, в Сингапуре более осторожно относятся к применению доктрины «группы компаний».
Виктория Хандримайло отметила пересечения с подходом к консолидации в HKIAC, подчеркнув особенности процедуры, в рамках которой решение о присоединении третьих лиц принимается Комитетом HKIAC по разбирательствам после рассмотрения соответствующих рекомендаций Секретариата.
Консолидация споров
Вторая ключевая проблема — объединение нескольких связанных арбитражей. Современные сделки редко ограничиваются одним контрактом: например, в крупных инфраструктурных проектах основные EPC-контракты сопровождаются множеством обеспечительных сделок и соглашений с субподрядчиками.
«Арбитражные учреждения заинтересованы в предотвращении дополнительных издержек сторон и рисков вынесения противоречивых решений, связанных с рассмотрением смежных вопросов в нескольких параллельных разбирательствах одновременно», — объяснил Вивекананда Нилакантан, комментируя позицию SIAC по вопросу консолидации споров в арбитраже. По его словам, с 2016 года SIAC получил более 550 заявок на консолидацию, более половины которых были удовлетворены.
В качестве ключевых критериев для объединения споров спикер назвал согласие сторон, совместимость арбитражных соглашений и возникновение споров из одной или серии связанных сделок. «Главная проблема — несовместимость арбитражных соглашений. Она может повлечь невозможность консолидации», — предупредил представитель SIAC.
Виктория Хандримайло обратила внимание участников дискуссии на процедурные особенности рассмотрения заявлений о консолидации. В HKIAC все решения о консолидации принимаются арбитражным учреждением (а не составом арбитров, например), независимо от стадии процесса. Важный фактор — момент подачи заявления. Если один состав арбитража продвинулся до стадии слушаний по делу, присоединение второго спора может негативно сказаться на сроках вынесения итогового решения. Специальный советник обратила особое внимание на то, что в HKIAC действует механизм «одновременных (concurrent) разбирательств»: в рамках данного механизма даже при отказе в консолидации арбитражное учреждение может организовать скоординированное параллельное рассмотрение дел и пересмотреть административные сборы, подлежащие оплате сторонами.
Владимир Таланов поднял практический вопрос: влияет ли на решение о консолидации факт наличия сформированного состава арбитража? «Это может стать серьезным препятствием в условиях необходимости привлечения новых сторон», — отметил он.
Вивекананда Нилакантан пояснил, что в SIAC консолидация возможна, только если во всех объединяемых арбитражах либо назначены одни и те же арбитры, либо формирование составов арбитража еще не завершено. Виктория Хандримайло отметила, что позиция HKIAC в этом вопросе является аналогичной, поскольку у участников арбитража должна была быть равная возможность участвовать в назначении арбитров.
Вивекананда Нилакантан добавил, что, как и для арбитража HKIAC, в SIAC важна стадия подачи заявления о консолидации: если первый состав арбитража уже продвинулся до анализа доказательств по делу, такой состав арбитража может отказать в консолидации как в неэффективной мере.
Обеспечительные меры и антисудебные запреты
Третья большая тема — обеспечительные меры и их исполнимость. Особенно остро этот вопрос стоит до формирования состава арбитража. Традиционным механизмом в таком случае было обращение в государственный суд, однако стороны могут хотеть избежать этого, например, опасаясь огласки или из-за существенного размера пошлин и встречного обеспечения в отдельных юрисдикциях. В ответ на это еще в 2010 году SIAC одним из первых внедрил механизм чрезвычайных арбитров. К настоящему моменту было рассмотрено более 175 таких заявлений.
«Чрезвычайный арбитр назначается в течение 24 часов, а решение выносится за 14 дней», — рассказал Вивекананда Нилакантан. По его мнению, стороны обычно добровольно исполняют такие решения: никто не хочет предстать перед составом арбитража как нарушитель предыдущих предписаний чрезвычайного арбитра. Аналогичные сроки предусмотрены и Регламентом HKIAC. «Новеллой» Регламента SIAC является возможность обращения к чрезвычайному арбитру ex parte, то есть без уведомления оппонента (например, в том случае, если существует риск того, что уведомление оппонента о заявлении о принятии мер может дать ему возможность воспрепятствовать исполнению решения чрезвычайного арбитра в будущем).
При этом и Вивекананда Нилакантан, и Виктория Хандримайло отметили, что Регламенты SIAC и HKIAC принципиально допускают альтернативный вариант получения мер – обращение в государственный суд, причем как до, так и после формирования состава арбитража. В этой связи Наталия Солдатенкова отметила пример из практики, когда иск против контролирующего лица оппонента (неподписанта арбитражного соглашения) был подан в государственный суд, а не арбитраж, поскольку необходимость принятия решения о привлечении этого лица к процессу существенно бы растянула сроки получения обеспечительных мер.
Доктор Авниэли объяснила израильский подход: если арбитраж уже начат, суды отступают и передают полномочия арбитрам. «Но иногда сами арбитры обращаются в суд — например, за вынесением обеспечительной меры в виде запрета на выезд из страны или обыска. Сами арбитры не уполномочены принимать эти виды мер», — отметила она.
Особую остроту приобрела тема антисудебных запретов (anti-suit injunctions). Яна Багрова отметила, что получение такого запрета не всегда может быть эффективной мерой для иностранных компаний, использующих его против российских лиц. Это связано с противоречивой природой подобных запретов, которая на практике зачастую толкуется в пользу их неисполнимости; кроме того, само наличие у арбитров таких полномочий остается дискуссионным. Проблема усугубилась с появлением новой разновидности запретов – запретов на исполнение уже вынесенных судебных решений. Владимир Таланов привел в пример негативные налоговые последствия неисполнения судебного решения: даже если сторона не обратилась за его исполнением из-за наличия арбитражного запрета, налоговые органы РФ едва ли посчитают это релевантным — налог на присужденные выплаты все равно нужно будет уплатить.
Наталия Солдатенкова дополнила, что в российской практике есть случаи, когда суды отказывают в отзыве иска даже при наличии антисудебных запретов, отмечая, что он не может рассматриваться как добровольная реализация стороной процесса принадлежащего ей процессуального права на отказ от иска.
Доктор Авниэли поделилась с участниками дискуссии строгим израильским подходом в части исполнения антисудебных запретов: «Если антисудебный запрет действительно был бы вынесен местным судом, сторона не может его проигнорировать. Нарушение влечет серьезные санкции за неуважение к суду».
