Про правосудие с человеческим лицом, про экономику внимания, про право, которое не успевает за прогрессом, и про то, что юридическая профессия не исчезнет.
Я отношусь к редкому типу людей, которые решили, чем будут заниматься, в раннем детстве. Я с 14 лет была убеждена, что хочу быть юристом. Я хотела быть судьей, и с 14 лет к этому готовилась. Я пошла в Санкт-Петербургский государственный университет в Школу юного юриста, где благополучно два года отучилась и поступила на юридический факультет. Поступила с первого раза. Предполагала, что буду заниматься уголовным правом. Возглавляла студенческое научное общество по уголовному праву, ездила вожатой в составе педагогического отряда юридического факультета (РОС). У меня была настоящая, красивая, большая студенческая юность.
Не было никогда сомнений по поводу выбора профессии. Это был очевидный и правильный выбор, и к нему меня вела судьба. 90-е годы, все вокруг рушилось, все теряли работу. Моя мама — ученый, им в те времена перестали платить зарплату, и мне нужно было найти работу. Ну не идти же с дневного факультета на четвертом курсе работать в милицию, в суд, в прокуратуру. Поэтому первым моим пробным местом работы был Антимонопольный комитет правительства Санкт-Петербурга.
А потом мне предложили пойти на Санкт-Петербургскую фондовую биржу. Это была огромная экзотика, никто не знал, что уже есть фондовые биржи. Я проработала там до 1996 года. Видела расцвет безумия фондового рынка, видела, как мы постепенно менялись фактически из массового «обменника» в фондовые биржи. В 1995 году я получила аттестат Минфина на право осуществления деятельности на рынке ценных бумаг. На весь Санкт-Петербург лишь два юриста, включая меня, смогли сдать этот экзамен. К слову, к 2013 году этот один аттестат превратился в шесть аттестатов ФКЦБ/ФСФР, они до сих пор украшают стену в моем доме. Затем я стала заместителем директора по правовым вопросам в крупной инвестиционной компании.
Параллельно, поскольку в 1996 году произошел первый финансовый кризис и возникли сложности с зарплатой, мне предложили работу в аудиторской фирме, где я являлась исполнительным директором юридического департамента. Очень много судилась. Стала известным в городе налоговым юристом, очень много общалась с судами.
Много раз мне предлагали «посмотреть внимательнее» на судейское кресло. Первый раз после стажировки на четвертом курсе в городском суде Санкт-Петербурга. Второй — в период, когда много судилась. Я уже начала «пристально всматриваться», но тут выяснилось, что в АС в то время стать судьей можно было не ранее 30 лет. А мне было 26. И от обиды на «несправедливость мира» я приняла предложение переехать в Москву. Стала вице-президентом инвестиционного банка «Ренессанс Капитал».
А потом случился поход в большую политику фондового рынка — сначала я стала главой экспертного совета Комитета по кредитным организациям и финансовым рынкам Госдумы (Комитет в тот период возглавлял А. Н. Шохин), а потом Наблюдательный Совет НАУФОР оказал мне честь и избрал Председателем правления этой саморегулируемой организации. С поста Председателя Правления НАУФОР я ушла в отставку в связи с рождением ребенка.
Пока я была в декрете, ВАС попросил меня помочь в создании системы электронного правосудия. Работа, которая предполагалась на небольшой срок, пока у меня маленький ребенок, затянулась. Я была руководителем направления делопроизводства и занималась электронным правосудием. Когда я пришла в ВАС, это были базовые карточные системы учета. Было самое начало внедрения систем электронного делопроизводства.
А когда я уходила вместе с ВАС, это была уже полноценная система — плод огромной коллективной работы нашей команды мечты: IT-департамент, разработчики, огромное количество сотрудников, которые все это тестировали и помогали внедрять. Весь проект был политической волей А. А. Иванова. Он планомерно и жестко проводил в жизнь тезис: в обязательном порядке электронному правосудию быть. Он никому не давал возможности саботировать и подвергать сомнению необходимость создания этой системы. И мы были мотивированы на то, чтобы создать систему, максимально удобную обществу, не только судьям.
Мы действительно делали проект для общества, для граждан. Именно поэтому Картотека арбитражных дел — это самый используемый и самый известный юридический сервис в нашей стране. И я ни разу не слышала критики в наш адрес. У нас была задача обеспечить единообразие практики и создать механизмы, обеспечивающие поддержание социально-приемлемых образцов поведения и функционирования социальной системы в целом. Мы имели огромную возможность для анализа в специализированных социологических научно-исследовательских институтах, которые свои изыскания строили на наших сервисах.
В 2012 году мы создали популяризационный портал арбитражной системы. Он был нацелен на граждан в первую очередь. Это первый legal tech продукт, который в интерактивном режиме общался с гражданином, в интерактивной, почти игровой форме. Ответы на вопросы, красивая, простая и понятная инфографика. Это было возможно уже в 2012 году. Отвечая на простые и понятные вопросы, человек от разбора ситуации доходил до системы электронного правосудия, где он мог заполнить уже готовые понятные документы-шаблоны и подать суду.
Одна из главных задач портала — показать правосудие с человеческим лицом. Мы пытались показать суд глазами людей, работающих там, дать понять обществу, что суд состоит из таких же людей, «соседей по дому», только профессионально знающих право.
Моя работа разделилась на две части. Первая — это создание электронной системы правосудия, вторая — это надзор и контроль аналитического направления, все, что касается судебной статистики, организации деятельности судов, сопровождения процедур назначения, привлечения к дисциплинарной ответственности, рассмотрения жалоб на действия судей — это все стало моей второй сущностью. И это было по-настоящему МОЕ место работы, я чувствовала себя там уверенно и комфортно, чувствовала возможность сделать что-либо глобальное для системы. Но в 2014 году все остановилось.
Мы выжили, но это было нелегко. Многого мы не могли даже ожидать. Это был огромный стресс. Команды не стало. Но в итоге все коллеги нашли себя, все они востребованы. На какое-то время я ушла в ГД помощником депутата. Надо было выдохнуть, посмотреть по сторонам. В марте 2015 года я пришла в АБ ЕПАМ, крупнейшую российскую юридическую фирму, где являюсь советником по сей день. Почти четыре года я — советник, а теперь и вице-президент ФПА.
Парадигма человеческих отношений меняется. Огромное количество информации, которая скапливается, анализируется, обрабатывается относительно каждого из нас, полностью изменит парадигму человеческих отношений. Человек всегда жил в условиях свободы воли. Эта свобода воли ограничивалась правовыми нормами, которые определяли недопустимое поведение. Недопустимое поведение обществу могло стать известно только при переходе человеком определенных границ. То есть в тайне свершимое тайно и судимо будет. По этому принципу человечество жило веками.
Новые технологии делают все тайное явным. Мы не умеем жить за стеклом. Наше сознание не приспособлено к такой жизни. Мы не хотели бы жить в ситуации тотальной слежки. Глобальный переворот прозрачности жизни вызовет глобальное изменение правового регулирования. Глобальная недостижимая теоретическая мечта всех уголовно-правовых юристов — неотвратимость наказания. Каждый вам скажет, что важна не жесткость, а его неотвратимость. И если ни одно уголовное преступление не останется безнаказанным, то совершение уголовных преступлений станет бессмысленным. Цифровая среда создает предпосылки для появления той самой неотвратимости.
Осознание того, как меняется мир, до права доходит очень медленно. Если бы десять лет назад мне кто-нибудь сказал, что можно за сутки рассчитать сто миллионов сделок и логистически их оформить, я бы никогда не поверила. А сейчас это норма. Очень многие вещи сегодня перемещаются из писаного права в этические нормы, в этические кодексы создателей искусственного интеллекта, в кодексы работы с данными. Отношения, которые считались отношениями власти и подчинения государству, приобретают корпоративные черты.
Транснациональные корпорации влияют на жизнь человека больше, чем государство. И сильные государства этому сопротивляются, создавая собственные платформы. Небольшие государства предпочитают консолидировать свои усилия в рамках этих платформ. И мы видим, как видоизменяется Европа. И дело не только в Евросоюзе. Это коммуникационная проблема, Европа становится единым целым. Объединение языков происходит не путем создания одного искусственного языка, а путем создания цифровых устройств, которые позволят обеспечивать полный перевод человеческой речи. Коммуникационные барьеры истощаются, возникает более глобальная мировая коммуникация.
Самая главная задача права — не допустить возможность утраты контроля. Мы видим самое начало глобальной цифровой трансформации, до подлинных прорывов мы пока еще не дошли. Но праву уже сейчас нужно задумываться, как оно будет регулировать эти отношения. Как не допускать проникновения в тайну личной жизни, как обеспечить базовые права человека в меняющемся мире.
Никакая ситуация и трансформация не должны застать право врасплох. Уже сегодня надо задуматься, готовы ли мы признавать если не правосубъектность, то хоть какую-то базовую субъектность искусственного интеллекта. Готовы ли мы говорить об ИИ как о юридической фикции, как о техническом лице. Как мы хотели бы распределять ответственность, кого мы готовы считать ответственным за его деятельность. Или мы будем считать искусственный интеллект источником повышенной опасности и устанавливать его владельца. А попробуйте еще установите этого владельца.
Юридическая профессия сродни профессии врача, психолога. Она обеспечивает правовую безопасность. Адвокат — независимый советник по праву. К нему приходят с проблемой, просят ее разрешить с правовой точки зрения. Адвокат излагает свое компетентное мнение, помогает. Юридическая и адвокатская профессии не могут никуда исчезнуть. Люди не могут быть в равном положении относительно знаний закона.
Недостаточно изучить книгу законов, чтобы стать судьей. Это было сказано еще в XVI веке одним из восточных учителей права. Судьей человека делает знание, внутренний опыт, морально-этическое состояние. Адвокатом человека делает такое же сочетание качеств и еще эмпатия. Адвокат — это про эмпатию. Время юристов, которые занимаются только чтением договоров, прошло. Время юристов-ремесленников стремительно уходит. Юриспруденция становится коммуникационной.
Мы живем в эпоху экономики внимания. Сегодня важнее получить 50 тысяч лайков в интернете, чем произвести 50 тысяч ложек, вилок или скамеек. Это очень странный, но имеющий место феномен. Недавно я увидела в интернете, как люди под камерами стирают ковры. Видео набирают миллионы просмотров. Как же гениален был тот, кто первый решил, что просто стирать ковер менее выгодно, чем стирать его под камерой. И это выгоднее в разы, чем просто произвести и продать его. Это перекос экономики внимания.
Общество, получившее достаточно хлеба, рвется к зрелищам. Оно выбирает зрелища, сегментируя их по своему ментальному развитию, которые удовлетворяют его потребности на подсознательном базовом уровне. Появилось много блогеров-экспертов. А кто отвечает за качество этих рецензий? Общество пока не смотрит на это с другой точки зрения. Пока на это не смотрят юристы, не рассматривают ситуации, которые могут создавать опасность. Через некоторое время эти вопросы будут задаваться. Например, начнут спрашивать, какой ковер моют и есть ли разрешение от автора ковра.
Видоизменяется сервисная модель, а за ней постепенно изменяется право. И создание государства как платформы тоже глобально меняет наше отношение. Сегодня для того, чтобы заменить паспорт, нужно 15 минут времени, любую проблему взаимодействия государства с гражданином можно решить очень быстро.
Чтобы заплатить штраф, нужно две минуты, но чтобы его обжаловать — пять месяцев. И общество будет продавливать — если я что-то должен государству, то и моя реакция тоже должна быть такой же быстрой. Системы электронного правосудия будут меняться, создаваемая сегодня система электронной адвокатуры видоизменит общение адвоката с клиентом, и скорость реакции адвоката на юридически значимые события в жизни клиента станет мгновенной.
Мы видим ситуацию глобального перелома традиционных моделей жизни. Вся коммуникация так или иначе происходит с использованием электроники: электронные карты, браслеты, системы распознавания лиц. Это удобно? Да. Безопасно? Очень хороший вопрос.
Я люблю путешествовать. Но большинство моих путешествий по работе. Я отдыхаю с людьми. Я спикер, я преподаватель, я чувствую себя в полной мере энергетически наполненной в контакте с людьми. Я отдыхаю в обществе. А когда мне нужно полное расслабление — тогда мне нужны покой и одиночество. И я все еще читаю огромное количество книг. Я люблю бумажные книги, у меня даже есть экслибрис. Теперь мало кто знает, что это такое.
Я не знаю, что я не смогла бы до конца простить человеку. Хотелось бы сказать, что никогда не прощу предательство. Но мне повезло, и я не знаю в полной мере, что это такое. В моей жизни были периоды, когда я считала, что ненавижу кого-то конкретного. Но время излечило все. Нет такого, что я своим коммуникационным партнерам не могу простить. Но я не смогу простить вред, причиненный моему ребенку, не смогу смириться с геноцидом, с войной, с болью, причиненной моему народу. Но не до такой степени, чтобы учить ненависти своих детей.
Ненависть — слишком сильное чувство. Его нужно испытывать очень аккуратно, потому что оно разрушает душу. Если человек будет тонуть — я помогу любому тонущему человеку. Уберу с дороги с машинами гадюку, в независимости от того, что я понимаю, что змея опасная и может укусить.
Человек не должен брать из природы то, что он может создать для себя сам. Да, я ем мясо, произведенное людьми. Я не ем мясо, добытое охотой. Человек может себе позволить есть рыбу, которую он разводит сам, но не вылавливать ее, свободную, из океана. Я очень давно считаю, что человечеству пора прекратить бездумно потреблять и оставить в покое то немногое, что осталось от свободной природы. Пора защищать и пополнять ее и прекратить, наконец, разрушать тот дом, в котором мы живем. Цифра в этом нам в помощь — сейчас есть технологии, которые позволяют как можно меньше воздействовать на экологию. И, может быть, мы научимся постепенно лечить те раны, которые мы уже нанесли.
Я хорошо отношусь к деньгам. Хорошо отношусь к их наличию, плохо отношусь к их отсутствию. Не собираюсь стыдливо говорить, что деньги — это грязь и тлен. Если человек, который занимался финансами много лет в своей жизни, скажет такую фразу, то он — профессионально непригоден. Деньги нужны для комфорта, для свободы и независимости.
Я люблю жизнь во всех ее проявлениях. Люблю жить, люблю наслаждаться жизнью, люблю видеть, как вследствие моих действий жизнь улучшается. Мне удается не так много, как поколению наших бабушек и дедушек, матерей и отцов, которые ценою своих жизней выкупили наши, но то немногое, что я могу внести в этот мир, я вношу. И очень ценю саму возможность жить.
Ковид научил меня ценить каждый день. Я наслаждаюсь солнечным днем, падающими листьями в осеннем саду. Я люблю ароматы, которые приносит шальной ветер. Я счастлива, когда ощущаю запах моря. Я люблю странным образом аромат шпал, потому что для меня — это символ странствий, с детства означавший путешествия. Я люблю хорошую интересную кухню, и мне нравится, как из традиционных продуктов получается что-то неимоверное. Я люблю огонь, как все представители армянского этноса, это часть моей натуры. Бесконечно люблю свою маму и своих детей — свою семью.
Я счастливый человек. Я занимаюсь подлинно своим делом. Это дает мне счастье и надежду. Я трижды в своей жизни начинала с нуля на трех совершенно разных рынках. Я стала адвокатом всего шесть лет назад, а теперь я — вице-президент ФПА.
Опубликовано в журнале Корпоративный юрист, №11, ноябрь 2021